Вокруг Дхаулагири - 2016, видео, часть 2. Шаманизм в Гималаях.

Предлагаем вашему вниманию сразу три новых видеоролика о жизни в деревнях Непала посреди Гималаев. Все они сняты в начале треккинга вокруг Дхаулагири (8167 м) в ноябре 2016 г. Автор - гид Владимир Столяров. Зрелище сопровождает любопытный текст о сосуществовании шаманизма, индуизма и буддизма в Непале – перевод из книги «Шаманизм и Тантра в Гималаях» («Shamanism and Tantra in the Himalayas», © Claudia Muller-Ebeling & Christian Ratch, изд-во Thames & Hudson).  

Шаманизм, индуизм и буддизм в Непале

Непал – страна множества культур. Каждая этническая группа, и даже каждый индивидуум живет в своей собственной вселенной. По контрасту с западным дуалистичным и линейным мировосприятием, в Непале эта множественность принимается как само собой разумеещееся. Тем не менее, существуют некие области реальности, в которых все эти многочисленные вселенные сплавляются воедино, и основа этого понятна каждому. Важный фактор этой основы – взаимное уважение и терпимость. Поэтому мы подчеркиваем, что утверждения, приведенные ниже, имеют одинаковую ценность, но разное значение для разных народов Непала.

У Шивы нет реинкарнаций, только бесчисленные манифестации (проявления). «Как у Вишну, у него много имен. В Непале самые популярные, кроме Пашупати, повелителя животных, это Махадев, Махешвар, Шанкара, Джаганнат, Йогешвар и Байраб. В какой бы форме и под каким бы именем ни был представлен Шива, его всегда легко опознать по его неотъемлемым символам: трезубцу и быку Нанди» (Аран, 1978 г).

Многие непальские шаманы принадлежат к буддийским сообществам. Шерпы и некоторые группы тамангов, например, имеют буддийскую ориентацию. Говорит Мьингмар Шерпа: «У меня нет религии. Ни у кого из нас, шаманов, нет религии. Мы связаны с природой и с космосом. Для нас, Шива и Парвати – те, кто все создал. Кроме того, я – буддист постольку, поскольку иначе меня бы подвергли изгнанию».

В зависимости от отношения к религии и этнической группы, подобные утверждения, сделанные джанкри (шаманами), звучат по-разному. «У нас нет религии! У шаманов племен кирати религии нет, – несколько резко заявляет бутанец Мохан Рай. – Кирати – единственные, кого от рождения до смерти сопровождают шаманы. Среди кирати шаманы отвечают за все церемонии, включая похороны. Но таманги должны пойти за ламой, чтобы привести его к ложу умирающего.»  Мохан оставил свою родину тридцать лет назад, потому что любой, кто не исповедует государственную религию буддизма, в Бутане преследуется по закону (!) Мохан не относит себя и к индуистам, или шиваитам, хотя Шива играет главную роль в его личном пантеоне, и ему пришлось когда-то бежать из страны, так как его назвали последователем Шивы.

Мэйле Лама, женщина-шаман из племени тамангов, получила свою фамилию, выйдя замуж за буддийского ламу. Оба они, муж и жена, мирно практикуют, сидя рядом, каждый по-своему. Она – «женщина-шаман кирати без религии» – с одинаковым рвением поклоняется как в индуистских, так и в буддийских святых местах, когда она там оказывается.

Религиозная терпимость

Индра Гурунг – одновременно лама и джанкри (шаман). Он объяснил авторам, как он пришел к такому дуализму. «Я стал ламой, потому что так решила моя семья. Иначе я никогда не пошел бы в ламы. Для меня нет связи между этими двумя направлениями. Ламаизм – это тропа тантры. Шаманизм – это открытая и прямая форма доступа. Когда меня зовут в жилище в качестве ламы, чтобы провести похоронный обряд, я лама. В таком случае я оставляю свои шаманские инструменты у себя дома. Когда я работаю как шаман, я оставляю дома свои книги и полностью забываю все, что знаю о ламаизме и буддизме. Было бы абсолютно смехотворно твердить священные ламаистские тексты, когда я в шаманском трансе. Когда приходится иметь дело со злыми демонами, меня призывают, как шамана. Тогда я должен знать, как умилостивить этих демонов и снова сделать их добрыми. Хотя я буддист монгольской традиции, как шаман я должен взывать к Шиве Махадеву и Парвати.»

Эти отношения и их сочетания отражают веротерпимость, встречаемую повсюду в Непале. Каждый позволяет остальным иметь их собственные убеждения, отправлять иные ритуалы и церемонии. По сути, каждый, посещая святое место любой конфессии, поклоняется своим собственным богам в той или иной форме, характерной для этого храма. Так, в Сваямбунадхе буддисты видят в огне индуистских святилищ огонь просветления, а индуисты видят в ступе божественный лингам и гору со всевидящим оком.

Для буддистов-неварцев, Ваджрайогини – божественные женские манифестации Будды. Они явились перед ученым Махасиддхой Наропой (956-1040 г н.э.), чтобы помочь ему обойти препятствия на пути к просветлению. Для неварцев-хинду, они – богини высшей йогической тантры, которые охраняют долину Катманду, находясь в ее многочисленных храмах, и в то же время они являются манифестациями Кали. Ваджрайогини, вместе с четырьмя богами сторон света, дают шаманам силу – шакти и внутреннее видение. Они также представляют собой манифестации Парвати, по неварским поверьям. Ваджрайогини имеют красный цвет, потому что они пьют кровь и принимают только плотские жертвоприношения, и они совершенно обнажённые, потому что человек рождается на свет голым. Их головы, принадлежащие различным животным, кажется, напоминают об эволюции видов. Если в буддийских источниках мы читаем, что четыре Ваджрайогини наделяют своей мощью восемь великих сил, то их шаманистское историческое происхождениеобнаруживается в том, что они же – божества-проводники, имеющие помощников-животных.

Женщина-шаман Парвати Рай сказала: «Я не хожу в храмы Ваджрайогинь. Однако я призываю ту или иную из них, в зависимости от направления, в котором хочу перемещаться.»

Поскольку пожелания к божеству варьируются, их интерпретация и номенклатура тоже очень различаются в зависимости от того, является ли человек неварцем буддийского или индуистского толка, или он чхеттри, брамин, таманг, шерпа, гурунг или кирати. Для невовлеченного западного наблюдателя, который приезжает из мира с преобладанием монотеистических религий, но который, тем не менее, пытается разобраться в неисчислимых инкарнациях, манифестациях и формах многобожия индуизма и буддизма, в долине Катманду эта сложность многократно умножается, так что понимание становится совсем невозможным. И всё это ещё без учета дополнительных и разветвленных шаманских интерпретаций.

Несмотря на всю религиозную свободу и открытость, следует отметить, что сосуществование шаманизма и буддизма не всегда было мирным и взаимотерпимым. Во многих районах и по сей день это так. Буддийские ламы видели в своих предшественниках, джанкри, конкурентов, и притесняли их, часто очень жестоко. В конце концов, первые работают в своей технике тантры так же, как и последние, хотя появились на исторической арене много позже. И те, и другие имеют дело не только с духовным и ментальным благополучием людей, но и их физическим благосостоянием, а это уже связано с меркантилизмом. Если изучать буддийские тексты и иконографию с открытыми глазами, процесс демонизации, подавления и асиммиляции шаманизма станет очевидным. Вновь и вновь авторы слышали от своих собеседников, шаманов: «Изначально это наше, шаманское, буддисты только переименовали это или изменили». Самое яркое проявление старания ламаистских структур подавить шаманизм в виде религии бон – легенда о соревновании буддийского святого Миларепы и бонского Шенраба по восхождению на вершину Кайласа. Победил в нем, конечно, Миларепа, а бубен Шенраба во время падения прочертил на южном склоне Кайласа характерную борозду.